Ричард Пратер - Распятая плоть [= Кинжал из плоти, Плоть как кинжал]

Худосочный юнец, сидя за роялем, лениво тыкал пальцем в клавиши, то и дело открывая рот и издавая какие-то звуки, которые только с большой натяжкой можно было назвать пением. Не знаю, кому пришло в голову нанять этого несчастного. Думаю, это был поистине акт милосердия, ведь парень в основном томно дышал в микрофон с таким видом, словно его мучили желудочные колики. Изредка до меня доносилось что-то отдаленно напоминающее «amour» на выдохе, но все остальное представляло собой неимоверную мешанину стонов, вздохов и всхлипываний, которые могли бы пронять до костей даже медузу. Девушки млели.

Я никогда прежде не бывал здесь и поэтому замер у дверей, растерянно озираясь в полумраке, пока не заметил белый носовой платочек, призывно трепыхавшийся над светловолосой головкой в уголке зала. Небрежно кивнув долговязому юнцу, закатившему глаза и извивающемуся в такт негромкой мелодии, я обошел его и двинулся к угловой кабинке.

В таинственном сумраке загадочно мерцали ее зеленоватые, как у кошки, глаза. Энн нетерпеливо похлопала по кожаному диванчику, приглашая меня присоединиться к ней.

— Привет, крошка! — промурлыкал я и скользнул за столик напротив нее.

— Привет! — невозмутимо кивнула она и, обойдя столик кругом, уселась на кожаный диванчик рядом со мной. — Я вижу, вы не особенно спешили.

— Не сердись, девочка. Я и так еле ушел.

— Так я и знала! — Она довольно хихикнула.

— А почему ты выбрала именно этот бар? — поинтересовался я.

— Мне показалось, что только здесь вы сможете оценить меня по достоинству, Марк.

Она была так близко, что протяни я руку — и мог бы обнять ее. Девушка лениво закинула руки за голову и выгнулась дугой, потянувшись, будто холеная кошечка.

— А ведь вы вполне способны на это, не так ли, Марк?

— Кто же спорит, детка. А теперь давай-ка к делу. Казалось, она только этого и ждала. Мгновение, и ее руки мягко обвились у меня вокруг шеи, а упругое девичье тело маняще прильнуло к моей груди.

— Конечно, — шепнула она и поцеловала меня в губы.

Такого я не ожидал. Я так растерялся, что вытаращил глаза и даже не сделал ни малейшей попытки к сопротивлению, когда ее теплые губы прижались к моим губам. Я успел заметить кокетливое подрагивание густых темных ресниц. Потом тяжелые веки томно приподнялись, и она пытливо заглянула мне в глаза, а ее нежные, но многоопытные губы продолжали сладко искушать меня. Какое-то время ей удавалось сохранять чувственный и серьезный вид опытной соблазнительницы, но вскоре я почувствовал, как ее рот растянулся в улыбке под моими губами.

В то же мгновение туман у меня в голове рассеялся как по волшебству. Я оттолкнул ее.

— Свежо! — хмыкнула она и бросила взгляд на мои руки.

Я спрятал их под стол:

— Ну, женщина, и что же ты хотела этим доказать?

— Женщина! — Она кокетливо улыбнулась. — Вот так-то лучше! И вовсе я не старалась что-то доказать. Мне вдруг захотелось вас поцеловать.

— И поэтому ты меня поцеловала. Отлично, только это вряд ли подходящее место для подобных вещей.

Она знающе хмыкнула:

— Да неужели? И где бы вы предпочли целоваться?! А по-моему, здесь самое место! Да тут можно не только поцеловать, но и изнасиловать, и никто глазом не моргнет!

Вот маленькая ведьма! Я с трудом удержался от улыбки.

— Послушай, Энн. Ты действительно хотела со мной поговорить или это так — психологический эксперимент?

— Конечно это эксперимент. Только не психологический. И мне действительно нужно с вами поговорить. Прежде всего я хотела попробовать на вас свои чары, ну и потом… надо же было предупредить, что Глэдис врет.

— Врет?! — Эта девчонка опять поставила меня в тупик, она произнесла это как бы между прочим. — Ну-ка, выкладывай, — буркнул я. — О чем она врет?

— У нас свидание или как? — Она обиженно надула губки. — Неужели вы не закажете ничего выпить?

— Или как! — рявкнул я. — Хорошо, будь по-твоему. Что тебе заказать?

— Коньяк, и желательно французский. А вы что будете? Серную кислоту?

Я постарался пропустить мимо ушей эту шпильку и кивнул подоспевшему официанту. Сделав заказ, я повернулся к Энн:

— Хорошо, а теперь выкладывай, что там за история с Глэдис!

Пока я отдавал распоряжения официанту, наш разговор поневоле прервался, и я на какое-то время оторвал взгляд от своей соседки. Тем сильнее я был потрясен, когда вдруг заметил, что она пристально смотрит на меня, вернее, даже не смотрит, а просто-таки пожирает взглядом мой рот с хорошо знакомым мне ненасытным выражением. В лице девушки уже не было того любопытства молодого зверька, что я приметил раньше. Нет, теперь передо мной была гораздо более зрелая и опытная женщина, с чувственным огоньком в глазах, который бывает у хищных зверей и неудовлетворенных женщин. В эту минуту она была так похожа на Глэдис, что я оторопел. Мне пришлось повторить свой вопрос.

Она смущенно моргнула, и томная улыбка скользнула по ее губам.

— Извини, Марк. Я задумалась. Помнишь, Глэдис сказала, что не помнит ничего, что было на вечеринке?

— А на самом деле?

— Ерунда какая! С чего бы ей забыть?! К тому же еще в понедельник мы с ней болтали об этом не меньше часа, а когда вернулся отец, мы его долго изводили вдвоем. Я отлично это помню.

— А что такое он сделал, интересно?

— Ой, вы не поверите! Мистер Борден внушил папе, что он Гитлер и должен произнести речь, подумать только! Вот смехота! Но самое чудное, вы не поверите — папа ведь учил немецкий только в колледже и с тех пор все позабыл, а вот речь толкнул на чистейшем немецком! Представляете?! Ну разве не забавно?

— М-да.

Я вслушивался в ребяческое лепетание крошки Энн, изо все сил стараясь не замечать, что в полумраке кабинки ее тело то и дело прижимается ко мне, а пальчики словно в рассеянности замерли на моем бедре. Я сделал глотательное движение и осторожно откашлялся.

— Тебе ведь не по душе Глэдис, я угадал?

— С чего вы взяли?

— Все очень просто, крошка. Иначе с чего тебе завлекать меня сюда, да еще чтобы поведать, что она лжет?

Девушка ничуть не смутилась:

— Конечно, я ее терпеть не могу. А вот вас никто сюда и не думал завлекать — вы сами примчались, стоило пальцем поманить! Ну, что скажете, нет?!

— Ладно, ладно, но это ненадолго. Скажи-ка, ты не заметила, в последнее время Джей не казался расстроенным? Или встревоженным?

— Угу. Что-то в этом роде. Не знаю, в чем дело, но только папа сильно беспокоился из-за чего-то.

— А Глэдис, выходит, ничего не заметила?

— Нет, не заметила. А впрочем… знаете ли, мне порой кажется, что она не заметит, если даже луна упадет на землю. Конечно, если бы та не шлепнулась ей прямо на голову!

Я задумался: бедолага Джей и его проклятый попугай все не шли у меня из головы. Мне показалось, что он не в восторге от того, что его семейство может узнать о его проблемах. К тому же он не поверил — да и сейчас, похоже, не верит, — что все это может оказаться обычным внушением какого-то чокнутого гипнотизера, обожающего подобные розыгрыши. Мне совсем не улыбалась перспектива наблюдать, как у одного из моих друзей потихоньку съезжает крыша, поэтому я поклялся уничтожить проклятую птицу, чего бы это ни стоило. Трогательная вера Джея в мои силы и верность дружескому долгу двигали мною. Впрочем, чувство вины из-за Глэдис тоже сыграло свою роль. Я был в неоплатном долгу перед ним, а долги следовало платить. Но вряд ли я помогу другу, если я буду просто сидеть и помалкивать обо всем, что мне известно, к тому же в этом деле у меня имелись кое-какие сомнения. Я прикинул и так и этак и в конце концов рассказал Энн о странном попугае.

— Вот так-то, — подытожил я. — Поэтому я решил отыскать этого парня, Бордена, и вытряхнуть из него все, что ему известно. Не нравится мне это. Темное дело.

Теперь на лице Энн уже не было и тени насмешки. Она заметно побледнела:

— Ох, Марк, а я-то ничего не знала! Мне тоже показалось, что папа всю неделю не в своей тарелке, но я и предположить не могла… Странно, но ведь на нашей вечеринке и слова не было сказано о каком-то попугае. Вначале Борден прочел что-то вроде лекции о гипнозе, а потом мы просто дурачились, вроде как в тот раз с Гитлером и папиной речью…

— Что ты еще помнишь? Что еще делал Джей? Давай-ка расскажи поподробнее.

Официант наконец принес нам выпить, и я принялся медленно прихлебывать ром с содовой, а Энн возбужденно начала:

— В субботу вечером мы ждали гостей к обеду — нас должно было быть восемь человек. Борден явился только к восьми. Сначала он объяснил нам в двух словах, что такое гипноз, а потом затеял всю эту штуку с папой. Так забавно, он сказал, что папа падает, падает, сейчас упадет, и папа в самом деле чуть не упал навзничь, а мистер Борден еле успел его подхватить. Потом он показал на папе еще кое-что вроде фокуса с маятником, временного паралича и так далее.